[БЕЗ_ЗВУКА] [БЕЗ_ЗВУКА] Теперь давайте поговорим о возможных формах реализации инфраструктурных проектов в России, и, конечно же, сделаем акцент на проектах государственного частного партнерства, признаки которых мы обсудили ранее. Итак, я думаю, что и мои коллеги в других модулях тоже будут использовать некую классификацию, но чтобы вы понимали общую картину, важно именно в первом модуле договориться о дереве возможных форм, которые будут нас сопровождать на протяжении всего курса. В классическом виде, из простой логики любой инфраструктурный проект может быть реализован либо полностью за бюджет, и здесь мы с вами имеем дело с классическим госзаказом, федеральный закон № 44, который используется в России для государственного заказа для поставки в интересах государства различных товаров, работ и услуг со стороны частного сектора, либо 223-м федеральным законом, когда заказчиком на эти услуги является не публично-правовое образование, муниципалитет, орган власти, а частная компания, у которой есть доля государства в том или ином виде. В таком случае ее закупки регулируются отдельным 223-м федеральным законом, и в принципе есть примеры, где такого рода компании являются заказчиками на реализацию тех или иных инфраструктурных услуг. Например, Московский метрополитен является государственным унитарным предприятием, закупает, по крайней мере до определенного периода закупал по 223-му федеральному закону локомотивы и отдельные виды работ и услуг строительного характера, и это позволило им в свое время реализовать так называемый контракт жизненного цикла: закупить не просто локомотив и обслуживать его, а по сути закупить у частного поставщика долгосрочный контракт на поставку услуги, то есть определенного количества подвижного состава, выходящего на пути в определенное время определенного качества, и на 30 лет это обязательство возложить на поставщика. Такой контракт жизненного цикла как раз таки был структурирован через 223-й федеральный закон. Ну мы немножко отвлеклись. В целом, если мы говорим только о бюджетных средствах, есть две формы, которые давно применяются в России, по крайней мере они более старые или более опытные. До этого был 94-й федеральный закон, до этого был указ Президента, который определяет правила привлечения частных инвесторов к реализации и поставке тех или иных товаров, работ и услуг. Классически правая сторона слайда, мы с ней так или иначе в России хорошо знакомы. И не так давно, я уже говорил, что чуть больше десяти лет у нас развиваются различные формы государственно-частного партнерства, которые как раз изображены в левой части. Это формы с привлечением внебюджетных средств. Есть классические формы ГЧП, которые регулируются двумя федеральными законами: 115-м федеральным законом о концессиях и 224-м федеральным законом о государственно-частном партнерстве. Должен отметить, что закон № 224 является довольно молодым, он был принят в 2015 году, вступил в силу в 2016, и до этого это не означает, что до этого была только концессия как форма. Регионы могли заключать в рамках собственных региональных законов соглашения о ГЧП, соблюдая те или иные императивные нормы федерального законодательства. И в этом плане лидером, конечно же, является Санкт-Петербург, который в рамках регионального закона о ГЧП заключил и реализовал два самых известных проекта ГЧП в России: это Западный скоростной диаметр, который я рекомендую всем посетить, наверное, самая качественная и технологичная дорога в России, и аэропорт Пулково — тоже один из известнейших международных аэропортов в России, который принимает довольно большой поток туристов, и не только гостей, и не только гостей нашей страны. Два этих проекта были как раз реализованы по региональному закону Санкт-Петербурга о государственно-частном партнерстве, но с 1 января 2016 года региональные законы прекращают свои действия, и вступает в силу федеральный закон, закон по сути прямого действия, который как раз таки отдельные полномочия регионам оставляет, но любой проект ГЧП в России, который будет реализовываться, начиная с 1 января 2016 года, не по концессионной модели или не по тем моделям, которые я озвучу дальше, который будет через соглашение о государственно-частном партнерстве реализовываться, должен соответствовать именно этому федеральному закону. Итак, это две классические формы, мы о них чуть более подробно дальше поговорим. Но пока давайте обратимся еще к иным формам ГЧП и квази-ГЧП. У нас есть контракты жизненного цикла и так называемые офсетные закупки в 44-м федеральном законе, тоже о них я более подробно расскажу. Главное понимать, что даже в нашем госзаказе, в нашем довольно жестком законе есть ниши для применения так называемого квази-ГЧП. Общий признак, который делает похожим контракт жизненного цикла и соглашение о ГЧП, — это объединение нескольких этапов. То есть контракт жизненного цикла позволяет нам передать частному инвестору не только, например, создание, но и проектирование и создание, или проектирование и оснащение объекта. Или создание и эксплуатацию. Офсетная закупка — это долгосрочный контракт на поставку тех или иных товаров в обмен на определенные инвестиционные обязательства со стороны инвестора, я об этом чуть более подробно расскажу. Такая форма тоже не так давно появилась в закупочном законодательстве в России. Также 223-й федеральный закон позволяет отдельным видам юридических лиц реализовывать проекты, которые имеют признаки государственно-частного партнерства. Ну вот те же самые закупка локомотивов Московским метрополитеном по сути в каком-то смысле тоже проект ГЧП, потому что инвестор вкладывает свои сначала в создание подвижных составов большого количества локомотивов, а государство в лице Московского метрополитена расплачивается с ним во времени фиксированными платежами. То есть в каком-то смысле такой кредит в виде поставки конкретного подвижного состава частным лицом, которое помимо всего прочего еще берет на себя обязательство технически его обслуживать и выводить на пути в нужное время. Третья форма — это инвестиционные соглашения или договора аренды с инвестиционными обязательствами. Тоже гражданское законодательство в России позволяет такие соглашения заключать между публичной и частной стороной, но с определенными оговорками, о которых мы поговорим дальше. И конечно же, в России есть не только договорные формы ГЧП, но и корпоративные, когда государство продает часть акций частному лицу либо, наоборот, входит в капитал какой-то частной компании, с определенными инвестиционными обязательствами и обязательствами по эксплуатации. Такая форма, например, очень распространена в аэропортовой инфраструктуре, когда часть акций аэропорта, аэропортового терминала передается в пользование частному инвестору в виде опциона в обмен на реализацию инвестором определенного комплекса инвестиционных действий по реконструкции, модернизации терминала, ремонта полосы и так далее. Такая форма создания совместных проектных компаний тоже применяется, но не так, к сожалению, часто, как, например, консессии. О каждой из форм мы чуть более подробно тоже поговорим о третьем блоке нашего модуля. Мы пока поговорили о правовых формах, которые используются в России для реализации тех или иных инфраструктурных проектов. Теперь давайте поговорим о мотивах инвестора использовать ту или иную форму, то есть об экономической или инвестиционной природе. Я решил вам об этих подходах рассказать через призму статистики. По состоянию на 1 января 2018 года у нас в России было принято решение о реализации 2618 проектов. Накопительным итогом, то есть по каким-то из них это решение было принято и десять лет назад, по каким-то в этом году. Вот накопительным итогом в стране запущено к реализации 2618 проектов ГЧП. 2300 из них по состоянию на 1 января — это те, по которым был определен частный партнер и с ним подписано соглашение, то есть прошла стадия так называемого коммерческого закрытия. Ну здесь очень важно сделать оговорку, что, учитывая количество муниципального имущества, муниципальных образований, проблемы теплоснабжения и водоснабжения и того, что для такого рода объектов концессия является практически единственной формой реализации или привлечения частного бизнеса... Я напомню, в России уже три года есть мораторий, запрет на то, чтобы передавать объекты теплоснабжения и водоснабжения в аренду, теперь возможна только концессия, за отдельным исключением. И такое решение было принято как раз для того, чтобы легализовать или повысить эффективность этих отношений между частником и муниципалитетами при эксплуатации объектов теплоснабжения и водоснабжения, которые по сути, к сожалению, использовались без надлежащего инвестирования, модернизации и улучшения объектов имущества арендаторами. Ну вот такой мораторий привел к тому, что количество проектов в ЖКХ, в коммунальной сфере у нас существенно выше, чем в других отраслях. 1874 проекта на 1 января 2018 года реализуется именно в сферах теплоснабжения и водоснабжения. Но при этом не такой большой объем инвестиций был «залокирован» в такого рода проектах, то есть всего 227 млрд инвестиционных обязательств, и 195 млрд — это частные инвестиции. При условии, что общий объем рынка уже исчисляется более 2 трлн, это не такая большая доля, но это как раз связано с тем, что муниципальная коммунальная инфраструктура не такая капиталоемкая как, например, дороги, аэропорты, порты и другие объекты общественной инфраструктуры. Оставшиеся 467 проектов (без учета проектов теплоснабжения и водоснабжения) как раз для нас максимально интересны, чтобы поговорить о том, а в чем мотив инвестора был использовать ту или иную форму ГЧП или квази-ГЧП. И в принципе, этот мотив можно разделить на три категории. Категория первая — это... Ну давайте на примерах. Скажем, если у инвестора есть задача реконструировать или воссоздать, модернизировать имеющийся муниципальный кинотеатр. С одной стороны, есть понятная схема: отдать часть площадей в аренду, пусть он там построит ресторанчик, кафешку, может быть, будет показывать кино, будет платить нам арендный платеж, ну и все в принципе довольны. Понятная модель окупаемости, несколько десятков миллионов рублей инвестиций, срок окупаемости в пределах 5–6 лет. И в принципе, для инвестора такой конструкции аренда будет являться максимально удобной и комфортной формой, потому что, в принципе, срок аренды будет примерно совпадать со сроком полномочий главы соответствующего муниципального образования, ну или по крайней мере можно спрогнозировать, что каких-то неожиданных действий публичной стороны (расторжение договора аренды, пересмотр его условий) в этот период не произойдет. Но как только вы хотите, чтобы он (инвестор имеется в виду) реконструировал объект: поменял кровлю, фундамент, поменял функциональные назначения, технические параметры объекта, то есть вложил гораздо большую сумму, чем 10–20 млн рублей, возникает ситуация, что их срок окупаемости существенно увеличивается, и для инвестора критически важным становится стабильность правил игры, на которых он с публичной стороной договорился о реализации проекта. И тут в игру как раз вступают отдельные формы соглашений о ГЧП, или консессии. Дело в том, что именно консессионные соглашения и соглашения о ГЧП являются максимальной на сегодняшний день в России защищенной формой для инвесторов, которая позволяет в случае чего, если вдруг будет расторжение соглашения, либо какие-то непредусмотренные соглашением действия публичной стороны, компенсировать свои затраты, связанные с неотделимыми улучшениями, причем этот порядок описать четко в соглашении, а не выносить это на судебные решения. Поэтому консессия как более защищенная форма стала использоваться даже там, где, казалось бы, консессию изначально и не предполагали использовать. Понятно, что сам закон о консессионных соглашениях в России появлялся для платных (ну или бесплатных) скоростных дорог, для крупных капиталоемких проектов, но вот эта защищенность ее сделала эту форму привлекательной и для небольших проектов: для кинотеатров, банно-прачечных комплексов, иного муниципального имущества, которое, казалось бы, вот разница между консессией и арендой очень условная. Но инвестор идет в консессионное соглашение, потому что это ему позволяет защитить себя в правовом плане. Государство идет на консессию, потому что это позволяет ему выставлять требования и характеристики к объекту, который создается частным инвестором, и контролировать, как он его использует, что не так просто сделать в арендных отношениях. Такой мотив, вот если обратите внимание, из 467 проектов (за вычетом теплоснабжения и водоснабжения) большая часть, существенно большая, как раз приходится на такого рода проекты, где нет бюджетного софинансирования, где консессия используется только как форма более защищенная, более понятная для инвестора. И большая часть таких проектов приходится как раз на классические формы ГЧП, на консессии и соглашения о ГЧП. Другая крайность... Ну, не крайность, следующая группа — это проекты, в которых инвестору мало иметь правовую защищенность, он хочет поделить с государством и коммерческий риск. Ну например, мы хотим построить онкологический центр или центр ядерной медицины, например, в Московской области. Казалось бы, высокомаржинальная медицинская услуга, хороший сегмент, довольно большая агломерация, практически 20 млн человек потенциальных пользователей услуги, и большая их часть платежеспособна. Казалось бы, инвестор, что тебе нужно? Берись и строй. Но при этом инвестор понимает, что 70–80 % услуг, которые он оказывает, в зависимости от конкретного проекта, будут завязаны на так называемой программе государственной гарантии, то есть на тарифе ОМС. И в этом случае его выручка на большую часть, на большую долю зависит от действий публичной стороны. Будет ли этот поток пациентов, который придет по ОМС, будет ли этот тариф в каждом году, который нужен ему, чтобы вернуть те 1,5–2 млрд рублей, которые он инвестирует в создание объекта, непонятно. И в этом случае инвестор, безусловно, будет стараться переложить этот коммерческий риск на сторону государства, то есть получить так называемую гарантию доходности. Это другая категория проектов, где, казалось бы, прямого бюджетного обязательства нет. То есть государство не обещает софинансировать полмиллиарда рублей на создание онкологического центра, а остальное дает инвестор. Нет, инвестор вкладывает свои, возвращает через оказание услуг в рынок, но гарантию этой доходности (ниже определенного уровня если его доходность упадет) ему компенсирует это государство. То есть такой способ разделить коммерческие риски. И как раз таких проектов у нас в России, к сожалению, пока меньше всего. Это связано с тем, что и инвестор не очень доверяет вот этому инструменту гарантии доходности, и государство им не очень умеет пользоваться. Но, на наш взгляд, законодательство это делать позволяет. И об этом как раз говорит то, что как минимум 13 проектов в России, реализованных по такой модели, есть, в том числе и в транспортной отрасти. Один из проектов — участок трассы М1 под Одинцово — как раз проект, который структурирован через механизм гарантии доходности (федеральный проект, федеральная трасса, которой, может быть, кто-то из вас даже пользовался). И третья категория проектов — это проекты, в которых государство софинансирует часть затрат на создание объекта. То есть мы понимаем, что сколько ты... Ну например, бассейн. Средняя стоимость бассейна с тремя-четырьмя полосами — это 350–400 млн рублей. Мы понимаем, что в городе с численностью в несколько десятков тысяч человек такой объект за счет чисто коммерческих услуг не окупится никогда. Давай ты эту гарантию доходности инвестору или не давай, мы понимаем, что просто объект должен быть, в бюджете денег нет, но он не окупается за счет потребителей. Как быть? И в этом случае как раз на помощь приходят механизмы ГЧП в части софинансирования, то есть государство дает бюджетное плечо, часть затрат на создание объекта берет на себя, а часть отдает инвестору. Инвестор, вот эту часть, которую вложит он, окупает за счет коммерческой деятельности или за счет оказания какого-то вида услуг. Вот это три категории мотивов, которые есть у частного инвестора для реализации в проектах ГЧП. [БЕЗ_ЗВУКА]
